Идет цыганка по базару, юбку свою распустила, а за ней шлейф от дыма. Остановилась возле женщины, которая картошку продает:
– Дай, дочка, бабка-цыганка тебе погадает. Ей-богу, всю правду скажу, ничего не совру. Будешь ходить долго — в счастье, в радости, в достатке, обойдет тебя беда, горя не познаешь никогда!
– Да хватит брехать. Я сама тебе что хочешь нагадаю, всё о всех знаю. Вон видишь тётеньку в красном платке? Звать её Анна, а муж — Николай. Дочь Оксана на педагога учится, Иван — на агронома.
Корова у неё черная, а теленка привела беленького. Трех поросят скоро колоть будут, индейка позавчера села на яйца. Собака только у них бешеная: за курами гоняется как не в себе. Хватит с тебя? Иди себе… ясновидящая…
Развернулась цыганка и попетляла в сторону Анны.
– Аннушка, а давай-ка тебе погадаю.
– Ой, мама родная, а откуда знаешь, как меня зовут? – всплеснула руками женщина.
– Я всё знаю, дорогая. Всё на твоем лице написано. О тебе глаза твои говорят. Добрая ты очень. Любит тебя муж твой, Николай. Боготворит тебя. Живёте вы в мире и благополучии уже больше двадцати лет.
Анна рот раскрыла от удивления, дыхание затаила: цыганка всю правду сказала. А та дальше чешет языком:
– Корова твоя чёрненькая и привела телёнка белого. Смотри хорошо за индейкой, чтобы она яйца не потолкла, на которые ты ее посадила три дня назад. Свинок до праздников попридержи, а потом забей — а то потом хворь на них снизойдет.
– Ой, милостивый, еще этого мне не хватало! Приеду домой — прикажу Коле заколоть, даже праздников не буду ждать.
– Будет польза тебе от свинок. Пусть достаток будет всегда в твоем доме. Но так или иначе потерю будешь иметь.
– Какую же это потерю? — воскликнула взволнованная Анна.
– Во дворе у тебя собака плохая. Задушит всех кур твоих и соседских.
– Это небольшая беда. Приеду — попрошу Николая, пусть еще подвезет. А о детках моих чего молчишь?
– Что же тебе про деток сказать? Красивые у тебя детки. Оксаночка твоя, как ясная звезда в небе, а Иванушка, как солнце красное. Счастливая ты, что таких детей вырастила.
Анна на седьмом небе от слов красноречивой цыганки.
– Будет твоя Оксаночка учительницей знаменитой, а Иван — главным агрономом.
– И это знаешь! Если бы своими ушами не слышала, то ни за что бы не поверила, что цыганка правду может говорить. Вот, возьми картошечки.
Отсыпала Анна цыганке от всей души полведра картошки.
– Будешь жить, Аннушка, сто лет. Пошлёт тебе Бог и детям твоим, и внукам, и мужу твоему Николаю благодать на этом свете, и на том. Вспомнишь меня еще не раз добрым словом.
– Вот, возьми еще рубль за хорошие слова.
– Спасибо тебе, голубка. Добрая у тебя, чистая душа. Дай мне, ласточка, еще немного свёклы и морковки, да пару луковиц подай, если не жалко.
– Для такой мудрой цыганки грех жалеть. Бери на здоровье!
Поблагодарила вежливо цыганка и ушла от Анны, повертелась, радостная и довольная. Целую корзину овощей понесла, да и рубль в придачу.
Анна громко хвастается, какую благовидную судьбу ей цыганка напророчила. Подходит и к той женщине, что цыганку прогнала.
– Ой, Маруся, ко мне такая цыганка подходила. Всю правду сказала и о Николае, и о детях, и о свиньях, и об индейке. Я ей за это полведра картошки отсыпала, свёклы, моркови, лука дала, да еще и рубль в придачу.
Маруся смеется:
– Плати тогда, Аня, еще и мне, что ей всю эту правду про тебя рассказала. Ни о чём, видишь, не соврала…